Еврейское мужество

Что такое еврейское мужество? И разве бывает мужество еврейское, французское или

нигерийское? Про нигерийское и французское мужество пусть ответят нигерийцы и

французы. А мы расскажем вам о мужестве еврейском, мужестве особого рода.

Это мужество поступать по законам Всевышнего даже тогда, когда это опасно и когда это смешно или стыдно в глазах окружающих. Когда сердце рвется на части и когда просто

слишком велик соблазн. Когда это противорчит доводам твоего собственного разума. И когда ничем не рискуешь и не жертвуешь - тоже.

Это невозможность поступить иначе.

А еще это – принятие на себя ответственности за судьбу твоего соседа и за судьбы всего мира. От моего поведения зависит...!

Леа Коген

Раби Леви-Ицхак Шнеерсон стал раввином Екатеринослава (ныне – Днепропетровск) тридцати лет от роду, в 1909 году. Непростой была должность раввина в этом большом и богатом городе. Евреи здесь составляли более сорока процентов населения; были среди них хасиды и литваки, богатые и бедные, б-гобоязненные и «просвещенные». И с первых дней в новой должности молодой раввин не боялся ничьих мнений, не примыкал ни к одной партии. Единственным мерилом его поступков было мнение Торы, еврейский закон – воля Всевышнего.

А впереди были еще более суровые испытания. Власть большевиков принесла с собой смертельную опасность для каждого, кто не был готов поступиться совестью. И «служители культа» стали первыми кандидатами на поездку в «черном воронке». Но в поведении раввина Екатеринослава ничего не изменилось. Он не только продолжал исполнять заповеди все с той же строгостью, что и прежде. Он делал все, чтобы у каждого еврея была возможность остаться евреем. Чтобы в городе была миква. Чтобы каждый мог купить кашерную мацу к Песаху. Чтобы велись общественные молитвы, и дети учили Тору. Он отстаивал это перед лицом чиновных бандитов с той же невозмутимостью, словно перед ним были прежние либеральные антисемиты. И это давало свои плоды. Например, не было года, когда в Днепропетровске не действовала бы мацепекарня под самым строжайшим надзором за кашерностью продукции. А были годы, когда это была единственная мацепекарня, обеспечивавшая мацой евреев всей страны. Он устраивал подпольные еврейские свадьбы и хасидские фарбренгены – и все это в условиях, когда религиозные собрания и церемонии были запрещены, а за его домом велось строжайшее наблюдение. В своих речах он открыто призывал евреев не отступать ни на йоту от Торы и заповедей.

В 1930 году римский папа Пий XI объявил, как писали тогда советские газеты, «крестовый поход» против СССР, преследующего религию. В ответ на призыв папы католическая и англиканская церкви в некоторых европейских странах организовали антисоветские молебны, а раввины Польши объявили пост.

В ответ последовал образцово организованный гнев советских граждан. В Минске состоялся съезд раввинов Белоруссии, подписавший заявление об отсутствии в СССР гонений на верующих. Раввинам Украины тоже были разосланы приглашения в Харьков на всеукраинский съезд. Гражданина Шнеерсона кроме того лично пригласил на съезд глава городского ГПУ. И даже выдал ему от имени Советского государства билет до Харькова в вагон первого класса. Но раввин отказался от билета и сказал, что поедет в Харьков за свой счет. А прибыв на съезд, в полный голос заявил о том, что раввины не имеют права подписывать лживое заявление. И повторял это до тех пор, пока организаторы съезда не поняли, что пора объявить о его роспуске. Кроме того, раби Леви-Ицхаку удалось передать в западные газеты информацию о готовящихся заявлениях и о том, как обстоят дела на самом деле. В Европе появилась карикатура, изображавшая советского милиционера, заставляющего раввина под дулом пистолета подписать лежащую перед ним бумагу.

 

Арест

9 нисана 1939 года в 3 часа ночи в дверь квартиры на улице Баррикадной постучали. Обыск длился до 6 часов утра. Вся обширная библиотека раввина была опечатана и увезена.

«Одевайся, раввин, и поехали!» Так начался новый период в жизни раби Леви-Ицхака.

Он держался стойко и до самого вынесения приговора так и не подписал ни одного ложного обвинения. В следственном заключении значится: «Вину признал частично». Однажды в доме раббанит Ханы появился человек, сидевший с раби Леви-Ицхаком в одной камере – профессор-нееврей.  Он передал ей привет от мужа и сказал: «Я никогда не забуду раби Леви-Ицхака! Он великий человек. Его ум и знания потрясли меня. Но больше всего меня потрясло его мужество. Нас было четверо в камере, и только благодаря его влиянию и поддержке мы смогли пережить те страшные мучения, которые были нам уготованы. Никогда не забуду, как однажды заключенных вывели, чтобы побрить. Несколько человек, в том числе раввины, пытались сопротивляться, но все было бесполезно. И только раби Леви-Ицхак, когда до него дошла очередь, заявил с такой решимостью: “Ни за что!”, что мучители не решились к нему подступиться и оставили его в покое. Он единственный из всех заключенных сохранил свою бороду в неприкосновенности». Другой свидетель пишет в своих воспоминаниях: «…В этом море крови раввин из Екатеринослава оставался единственным, кто не согнулся. Слухи о нем передавались из уст в уста. В тюрьме все говорили о нем как об удивительном человеке…»

 

Ссылка

Из обвинения в шпионаже в пользу Польши ничего не вышло, и после восьми месяцев следствия был вынесен приговор: пять лет ссылки в Казахстан, подальше от сколько-нибудь значительной еврейской общины.

Путь, проделанный в ссылку в арестантском вагоне, раби Леви-Ицхак вспоминал с содроганием. Но не из-за тесноты, голода или холода. В поезде не было воды, и он не мог совершить утреннее омовение рук. В течение 11 дней воды не было вообще. Все остальное время арестантам выдавали лишь одну кружку воды в день. Этого с трудом хватало, чтобы утолить жажду, но и эту воду раби Леви-Ицхак не пил, а оставлял для утреннего омовения рук, да и свою пайку хлеба старался выменять на воду. В нечеловеческих условиях он с риском для жизни не поступался ни одной заповедью.

Наконец, после двух месяцев пути, поезд прибыл в Алматы. Здесь арестантов распределили на группы и отправили к месту ссылки. Раввин Шнеерсон как особо опасный преступник был отправлен в крошечный железнодорожный поселок Чиали. Условия жизни и местный климат были невыносимыми, и здоровье раби Леви-Ицхака, и так уже подорванное тюрьмой и следствием, становилось все хуже.

 

Конец

С большим трудом друзьям раби Леви-Ицхака удалось получить для него разрешение по окончании ссылки покинуть Чиали: это вовсе не было чем-то само собой разумеющимся.

Весной 1944 года раби Леви-Ицхак с женой приехал в Алматы. Но дни его были уже сочтены. Он умер 20 ава 1944 года, пять месяцев спустя после освобождения из ссылки. Да будет его память благословенна!

Законы и обычаи, связанные с посещением могилы

Хасиды ХаБаДа, приходя на могилу раби Леви-Ицхака, ведут себя в соответствии с обычаями, принятыми при посещении могил династии лидеров ХаБаДа.

Перед посещением могилы раби Леви-Ицхака пишут его сыну – Ребе с просьбой о благословении. Просить можно как за себя, так и за других. Важно указать имя человека, для которого просят благословение, и имя его матери (например, Рахиль, дочь Сары). Лучше указывать еврейские имена, если они есть.

Во время посещения могилы на мужчинах должна быть кипа. Женщины должны быть в скромной закрытой одежде, замужние – с покрытой головой.

Принято не надевать кожаную обувь при посещении могилы. Можно надеть обувь из ткани или синтетического материала.

Желательно зажечь в склепе свечу на специально отведённом для этого месте у стены справа.

Коэнам (потомкам рода священников) можно входить в склеп, но нельзя  протягивать руку сквозь ограду могилы (особенно обратить на это внимание, когда кладут записку на могилу). Вход на кладбище для коэнов – через мастерскую по изготовлению памятников.

Некоторые стучат, прежде чем войти в склеп (так поступал Ребе, входя в  склеп предыдущего Ребе).

Читают шёпотом записки с просьбами, затем рвут их и кладут на могилу. Перед этим желательно прочитать несколько Псалмов, лучше всего – те, чьи номера соответствуют возрасту Ребе и самого человека плюс один (например, тот, кому исполнилось 40 лет, читает Псалом № 41).

Выходя из склепа, не поворачиваются спиной к могиле, а пятятся, проявляя уважение к похороненному в ней.