Пасхальный седер в лагере уничтожения
Это был необычный Песах. В этот Песах его участникам довелось исполнить редкую заповедь – нарушить его ради сохранения жизни…
Это был первый пасхальный седер, который справлял раби Синай Адлер в нацистском лагере уничтожения. Без мацы и вина, без Агады и накрытого стола, зато горечи – в избытке и без хрена. Вот как он описывает тот Песах в своих воспоминаниях:
“Три недели мы ехали в это страшное место. Когда поезд остановился, и нам велели выходить, мы увидели надпись: “Маутхаузен”. Этого было достаточно, чтобы повергнуть нас в ужас. Мы уже были наслышаны об ужасах этого места.
Лагерь находился в гористой местности с множеством каменоломен. Работали в них, естественно, узники Маутхаузена. Но наши убийцы не испытывали благодарности за работу, которая делалась для них. Нередко случалось, что утром капо выходил на работу с большой группой узников, а вечером возвращался один. Все его подопечные были или застрелены, или сброшены со скал.
Как только открылись двери вагонов, мы почувствовали сильный запах. Когда нас ввели в ворота лагеря, у нас уже не оставалось сомнений по поводу источника этого запаха. Нас построили на плацу, напротив которого был ряд строений с трубами. Мы уже знали, что это крематории.
В тот момент я дал обет, если выйду живым из этого ада, посвятить свою жизнь служению Всевышнему и изучению Торы.
Нас несколько дней продержали в карантинном бараке и перевели в общий. Здесь мы хотя бы могли передвигаться относительно свободно и разговаривать с людьми.
Приближался Песах. Я напряженно размышлял, как обойтись без квасного в пасхальную неделю. В конце концов, я принял единственно возможное решение – выменивать свою хлебную пайку на картошку.
Но реальность оказалась суровее, чем я предполагал. Накануне Песаха нас перевели в другое отделение лагеря, где условия были более строгими. Перед отбоем узников выстраивали в бараке в шеренгу, и по команде все должны были упасть на пол, покрытый тонким слоем соломы. Тот, кто замешкался на несколько секунд, уже не находил для себя места лечь – такая была теснота в бараке.
Здесь я уже не мог реализовать свой план: пайки были крошечные, и обменять их было не у кого. Это был мой первый Песах в лагере. Прошлый я “праздновал” еще с семьей в гетто Трезин.
Утром накануне Песаха я решил не есть хлеб до завтрашнего утра, чтобы не нарушить запрет хотя бы в ночь седера. Но один знающий еврей из нашего барака сказал мне, что наоборот, хлеб нужно съесть как можно быстрее, чтобы не нарушать хотя бы запрет владения квасным.
После вечерней поверки, перед тем как войти в барак, у нас осталось немного свободного времени. Это была единственная возможность провести пасхальный седер. Я предложил одному парню вместе прогуляться по плацу. Гуляя, мы повторяли отрывки из Агады, которые помнили наизусть.
Это был единственный в своем роде седер – без праздничного стола, мацы и вина, седер на ходу. Тела наши были измучены и унижены, но дух – свободен, и потому мы могли с чистым сердцем сказать: “Рабами были мы у фараона в Египте, и вывел нас Г-сподь оттуда”. Когда мы дошли до слов “На будущий год – в Иерусалиме”, мы сказали это искренне, от всего сердца.
По лагерям ходила придуманная кем-то особая молитва перед тем, как есть квасное в Песах: “Отец наш небесный, Тебе известно, что все наше желание – это исполнить Твою волю и праздновать Песах исполнением заповеди есть мацу и запрета есть квасное. Но мы с болью признаем, что рабство не позволяет нам этого, и наша жизнь в опасности. Вот мы готовы исполнить Твою заповедь “И живи ими [заповедями], и не умирай”, а также “Берегись и береги свою душу очень”. И потому мы молимся Тебе, чтобы Ты сохранил и продлил нашу жизнь и спас нас как можно скорее, чтобы мы могли исполнять Твои заповеди с легким сердцем. Амен”.
Вскоре после Песаха нас перевели в другой лагерь, недалеко от центрального. Он состоял из одних палаток. Условия были очень тяжелыми. Люди теряли человеческий облик. В соломе на полу мы выискивали зерна, которые могли случайно уцелеть на пустых колосках. Далее наши страдания только увеличивались.
Но мы дождались своего “выхода из Египта”. Это было в канун субботы 21 ияра 1945 года. Начался он с криков радости, раздавшихся из разных концов лагеря. Солдаты СС, охранявшие забор, исчезли.
Мы ждали этой минуты шесть лет, а когда она пришла – нам казалось, что мы грезим. Я увидел человека, который нашел немецкую каску и пнул ее ногой так, что она взлетела. Тогда я понял, что это не сон”.