От редактора

25.01.2010

Лея Уманская - что значит быть евреем?


Это интервью было дано мне женщиной, которая гордится теперь своим

еврейством и новой судьбой.

В нем рассказана история женщины, которая могла бы сделать прекрасную музыкальную карьеру, но предпочла поступить по законам Торы и песней пробудить еврейскую душу. И, наконец, это повествование о том, что путь в еврейство очень труден и только тогда успешен, когда человек очень хочет и может кардинально изменить в своей жизни все.

Я всегда любовалась ею. Хрупкая, со светлой, ниспадающей на плечи копной волос, она невольно заставляла оглянуться. Было в ней что-то от нежной феи из детской сказки.

Но нет, не только внешний облик привлекал внимание, каждый ощущал в ней одухотворённость, которая выделяла её из окружающих молодых женщин.

Мы познакомились. Она была дочерью одной из женщин, молящихся в нашей синагоге в Реховоте. Илана - так звали маму - не позволяла себе отвлечься во время молитвы. Сосредоточенность, погружённость в молитву были характерны для матери и дочери. Обе они прошли гиюр.

При близком знакомстве с ними славянская внешность отступала, и ты чувствовал, насколько мать и дочь “прилепились к еврейству”.

Семья Уманских из России была обычной семьёй со смешанным браком. Отцу Нэтанэлю - это не мешало. Он сам был далёк от еврейства. Да и где он мог к нему приблизиться: в глухом селе на Кубани?

Приезд в Израиль пробудил его душу, задел в ней какие-то неведомые ему самому струны, а влияние брата ускорило приход к религии.

Обстановка в семье – до того счастливой - накалялась. Илана в своей книге “Серебрянная нить” вспоминает: “Казалось, что наш мир рушится. В один из дней Нэтанэль сказал: “Я не могу употреблять пищу, приготовленную женой не еврейкой... Это не по Торе”.

Развестись? Разбить семью? Она ответила сама себе: “Никогда!”

Оставался только один путь: понять и принять путь мужа. Идти за ним. Идти к еврейству, идти к Богу.

Процесс гиюра проходили втроём: Илана и двое детей. Сыну в то время исполнилось 17, дочери 15 лет.

Мужество матери, её ум и бескомпромиссность помогли семье выстоять и найти верную для себя дорогу. Принятие еврейства осветило их жизнь новым светом. В обстановке любви и взаимопонимания формировался характер Леи. Это имя она взяла себе после гиюра.

Прошло шесть лет. Передо мной - изящная молодая женщина. Светлый парик лишь подчёркивает красоту её лица. Она одета как и положено религиозной женщине: кофточка с длинным до запястья рукавом, длинная по моде юбка.

“Я изменила всё: имя, одежду, мысли. Где бы я ни проходила, слышала за своей спиной шёпот:”Она вернулась к религии. И в этих словах было не только удивление, но уважение и признание.”

И я говорю ей: “Знаешь, Лея, слушая тебя, я вспоминаю прочитанные однажды строки о евреях во время надвигающегося погрома: одни - это были трое молодых людей - старались стушеваться, спрятать своё еврейство, чтобы сойти за окружающих, а им навстречу, в той же антисемитской толпе, двигался старик - еврей с пейсами, в старом потёртом лапсердаке, он, хотя и боялся, нёс своё еврейство, не пряча, ощущая его как избранность судьбы”.

“Да,- говорит Лея, - я горжусь своим еврейством. Помню самый волнующий момент в своей жизни - омовение в микве. Я ждала его с нетерпением, считая минуты и ступеньки, по которым спускаюсь к воде. Я знала, что с этой минуты я становлюсь новым человеком с обновлённой еврейской душой. И с новой судьбой.”

- Что ты понимаешь под словами “новая судьба”?

“ Это отказ от того, что в те годы было для меня самым дорогим и важным: пение. Я с детства пела в хоре, приехав в Израиль продолжала петь в хоре при консерватории. Благодаря особому тембру моего голоса, мне удавалось сольное исполнение задушевных песен. Особенный трепет я испытывала, исполняя “Шма Исраэль”. Повидимому, состояние моей души передавалось и слушателям. Я видела у многих на глазах слёзы. А ведь в зале сидели нерелигиозные люди.

Так начиналась моя музыкальная карьера. Меня узнавали в городе, благодарили за исполнение, желали успехов. И вот в момент такого “взлёта”, когда уже стали поступать приглашения на выступления, я решила оставить пение. По Торе женщина не может петь перед мужчинами .“

“Сколько же тебе потребовалось мужества, чтобы сделать этот шаг...”- не выдерживаю я.

“Да, это было очень тяжело. Решив, что порываю с пением, я буквально рыдала, мне казалось, что теперь моя жизнь опустошена.

И вдруг, подобно вспышке молнии, меня озарила мысль: “Что же я плачу...ведь это по Торе. И это – к лучшему. Жизнь показала, что всё, действительно, было к лучшему”.

“Как же ты вернулась к пению и музыке? Откуда шёл толчок ?” –интересуюсь я.

“ Я вернулась к пению как религиозная певица. Я исполняю только религиозные песни и только перед женщинами. В мидраше “Ор Хая”, где я начала религиозное обучение, раббанит Голан , создавшая мидрашу, сделала всё и в материальном (это для меня было очень важно) и в духовном плане, чтобы я продолжала петь . Она вдохнула в меня веру в моё предназначение, организовывала мои концерты во время съезда женщин, помогла выпустить диск”.

Я хочу понять,что было для неё главным в этих встречах с людьми, что вело её. И спрашиваю её об этом.

“Перед каждым концертом я молюсь. Молюсь,чтобы меня услышали сердцем. Песней я хочу пробудить еврейскую душу. В этом я вижу свою миссию. Если я, гиёрет, могла так войти в еврейство, то как же вы, евреи, не можете понять величие иудаизма?”

“В чём ты черпаешь духовную силу, убеждённость?”

“Я интересовалась многими течениями в иудаизме, искала то, что созвучно моей душе. Однажды на лекции я услышала такие слова: “Если талант отвлекает от Торы, надо его “спрятать” как можно дальше... Я поняла – это не для меня. Талант – драгоценный дар, дарованный Богом. Его надо развивать, чтобы принести людям радость своим творчеством. Это подход Хабада, и мне он близок.Чем глубже моя связь с Хабадом, тем лучше я понимаю величие идей, заложенных в иудаизме. В последнее время я получаю много знаков, подтверждающих правильность избранного мной пути.

“В чём же ты видишь их?”

“Как принято в Хабаде, в минуты душевного поиска, когда тебе тяжело принять решение, я обращаюсь к “Игрот ха - кодеш” – ответы Любавичского ребе на вопросы людей. Трижды я получала один и тот же ответ: “Я рад, что, наконец, ты используешь свой талант, дарованный Свыше.” Но ещё более впечатляющим был сон: “Я пою и в комнату входит ребе. Его взгляд такой отеческий, тёплый, как бы говорит: “ Деточка, ты на правильном пути. Я восприняла это как одобрение.”

С ней легко разговаривать, она открыта и искренна.

“Когда я пою, то всегда ищу возможность общения со слушателями. Я рассказываю о своём пути к еврейству. И обязательно привожу притчу о раби Зусе, который, сокрушаясь, говорил: “Когда я приду на Небеса, меня не спросят почему я не был Авраам – Авину, меня спросят, почему я не был Зуся?”, то есть почему я не был самим собой, со своим потенциалом, со своим “Я”. Ведь оно у каждого своё”, – говорит Лея. “Мне хотелось показать на своём примере , что человек может достичь очень многого, если он очень хочет. Это принцип нашей еврейской жизни.”

Я слушаю Лею и думаю о еврейской судьбе и о нашем народе: гонимом, отверженном. Сколько покинули его в поисках лучшей доли, но одновременно сколько воистину великих душ примкнуло к нему... И первой среди них была Рут-маовитянка. “Твой народ - мой народ”- эти её слова стали девизом каждого, кто проходит гиюр. И Лея, дав своей дочери имя нашей праматери - ”Сара”- вновь подтвердила преемственность в судьбе народа и его вечность.

Самые популярные материалы