Categories: Интервью
      Date: 14.05.2013
     Title: Еврейка первый сорт

Илана Школьник не родилась еврейкой. Она выросла в южной Африке во времена апартеида, в семье, относящейся к дискриминированному большинству. Удостоилась одного из призовых мест во всемирном конкурсе красоты. Стала моделью. Сегодня она – еврейка. Как это произошло? Слово самой Илане.

-          Я родилась в Южной Африке, в семье протестантского вероисповедания. Нас было семеро детей и еще одна сестричка, которую наша мама удочерила. Я была четвертым ребенком после трех мальчиков. В семье царила атмосфера радости и любви. Двери дома всегда были открыты, и каждого гостя ждала тарелка еды. Мама любила повторять, что, хотя мы и небогаты, зато счастливы.

Мама была портнихой, среди ее клиенток было много евреек. Папа работал на фабрике ковров, принадлежавшей евреям. Так что с евреями я была хорошо знакома. У нас дома евреев любили.

Девочка второго сорта

Я росла во времена апартеида. Нас называли цветными. В моей крови много намешано. Мама была наполовину шотландкой, наполовину индонезийкой, а папа – африканцем. Так что мы считались вроде и не африканцами, но и не белыми. У нас было больше прав, чем у чистых африканцев, но мы все равно были вторым сортом.

Мы не ощущали расизм ежедневно, в пределах своего района Кейптауна. Наши друзья были евреями и итальянцами, и нам было хорошо здесь. Но уже в центре Кейптауна все было по-другому. Для каждой расы были отдельные районы проживания. У каждой расы были отдельные автобусы, и ездить на «чужих» автобусах было строго запрещено. Я не могла посидеть в ресторане, потому что все рестораны были для белых и их собак. Мы были хуже собак. Даже на почте и в других общественных местах были отдельные очереди для белых и цветных. Теперь странно вспоминать об этом, а ведь так было всего тридцать лет назад!

Приметы

Рядом с нашим домом были синагога и хейдер. Я часто видела религиозных евреев, но они меня как-то не интересовали.

Моя мама, женщина очень духовная, делала некоторые вещи, которые после перехода в еврейство стали частью и моей идеологии. Например, она следила, чтобы мы всегда произносили благословение перед едой. Чтобы состриженные ногти аккуратно выбрасывали. Мама говорила, что ногти нечистые. Мы никогда не ели свинины. Дедушка потребовал этого от бабушки, когда они поженились, и мама продолжала соблюдать этот запрет. Помощь ближнему была частью нашей жизни. Всем, что ели сами, мы обязательно делились с окружающими.

Многие говорили маме, что я не похожа на остальных ее детей, и, конечно, когда вырасту, уеду из Южной Африки.

Однажды, когда мне было семнадцать лет, задолго до того, как я начала думать о переходе в еврейство, сосед-еврей подарил мне цепочку с магендавидом. Мне очень понравилось украшение, и я часто носила его, не придавая этому никакого сакрального смысла.

И самое удивительное – когда мне было восемь лет, учительница в школе обучила нас произносить наизусть знаменитую фразу прозелитки Рут, которую она сказала Наоми: «Твой народ – мой народ, и твой Б-г – мой Б-г. Где ты умрешь, там и я умру и похоронена буду. Так сделает мне Б-г и так добавит, ибо только смерть разделит меня с тобой». Мне очень нравилось произносить эти слова, я чувствовала, как они отзываются в моем сердце. Многие годы я повторяла их про себя и каждый раз испытывала это ощущение заново. Когда я принимала еврейство и должна была произнести эти слова, я произнесла их наизусть. Теперь я уже понимала, что они означают.

Мисс Южная Африка

С самого раннего детства мне все говорили, что я очень красивая. Мой старший брат стал фотографом в газете и каждый раз, когда ему нужно было фото девушки, он просил меня позировать ему. Фотографии получались очень красивые.

Другой брат однажды сообщил, что скоро будет конкурс красоты «Мисс Южная Африка», и что я просто обязана участвовать. Он сам взял меня и привел записываться на конкурс.

На самом деле было два отдельных конкурса – для белых и цветных. Я победила в конкурсе для цветных и стала «Мисс Южная Африка-1973». Сейчас странно, что сорок лет назад во всемирном конкурсе красоты участвовали две представительницы Южной Африки – белая и цветная. Две представительницы одной страны – вот какой был тогда расизм!

Нас было 54 претендентки. Я заняла пятнадцатое место. Во время конкурса я познакомилась с израильской претенденткой. Я до сих пор храню вырезку из южноафриканской газеты, в которой приведены мои слова израильской подруге: «Когда-нибудь я приеду в Израиль навестить тебя». Я и не подозревала тогда, что стану еврейкой и буду жить в Израиле.

После конкурса красоты я работала моделью в Кейптауне, а потом – стюардессой в авиакомпании TWA.

Красота духа

Работая в TWA, я должна была сопровождать туристические группы в Грецию и много времени проводила в Афинах.

Однажды мне позвонил один мой афинский друг и сказал, что у него сейчас сидит знакомый иностранец. Знакомый купил много цветов к приезду каких-то своих гостей, а те в последний момент отменили встречу. И они оба просят меня приехать и забрать эти цветы себе. Я ответила, что занята с туристами и не могу говорить. Но через несколько минут телефон зазвонил снова. На этот раз говорил сам иностранец. У него был смешной акцент, и он так смешно и остроумно уговаривал меня приехать… Я пообещала приехать на следующий день.

Когда я вошла, мы посмотрели друг на друга несколько секунд. Он сказал: «Ты вошла в мою жизнь, сам Всевышний послал тебя». Он был израильтянином, я – южноафриканкой. Он – традиционный еврей, я – протестантка. Он старше меня на двадцать семь лет. Это невозможно объяснить, но между нами словно пробежала искра. Мы почувствовали, что созданы друг для друга. Его звали Нееман Школьник.

Это было, я проверяла потом, 18 нисана, в день рождения раби Леви-Ицхака Шнеерсона, отца Любавичского Ребе.

Когда мы уже были знакомы некоторое время, я увидела, что он носит с собой в сумке кипу. Я спросила, что это, и он объяснил, что евреи носят это на голове. Он показал, как надевают кипу. Я посмотрела на него в кипе, и в моей душе что-то произошло.

Он вернулся в Израиль, я еще некоторое время работала в Афинах, а потом вернулась в Южную Африку. Нееман позвонил моей маме и сказал, что хочет жениться на мне. То, что я не еврейка, ему было неважно. Перехода в еврейство он от меня не требовал. Я спросила тогда, не мешает ли ему то, что я не белая. Он ответил, что сам принадлежит к народу, много страдавшему от расизма, и любые проявления расизма ему ненавистны.

Я колебалась. Спросила совета у мамы, но она сказала, что только я сама могу принять решение. Как религиозная протестантка, я чувствовала близость к Всевышнему. Я молилась и просила Его послать мне знак.

Через некоторое время я почувствовала сильное желание стать еврейкой и выйти замуж за Неемана только после перехода в еврейство. Я решила оставить мир внешней красоты и посвятить свою жизнь красоте души. Я знала, что мне придется оставить протестантские обычаи и многое изменить в своей жизни. Но я и не подозревала, насколько многое.

Не хочу быть еврейкой второго сорта!

Я оставила протестантские обычаи, приехала в Израиль и подала в раввинат Тель-Авива просьбу о переходе в еврейство. Меня долго допрашивали, чтобы понять, не вызвано ли мое желание перейти в еврейство любовью к Нееману. Я отвечала им, что если бы не желание стать еврейкой, я могла бы заключить гражданский брак – жениху это не мешает. Ни один мой ответ не удовлетворял раввинов. Они спрашивали, почему я не пошла делать «государственный гиюр» за деньги. На самом деле у меня был даже один приятель, который предлагал пойти к реформистскому раввину и сделать все максимально быстро. На это я отвечала, что с меня хватит быть вторым сортом. Я хочу быть настоящей еврейкой, первого сорта, по Торе!

Процесс перехода в еврейство был нелегким. Он занял два года. Порой я очень сердилась на раввинов, плакала и не понимала, почему меня все время отталкивают и создают искусственные трудности. Я уже начала думать, что меня не хотят принимать из-за того, что я цветная. Я не знала, что раввины обязаны вести себя так с каждым прозелитом. Раввин обязан отказывать прозелиту снова и снова, чтобы убедиться в искренности его намерений.

В конце концов, я прошла гиюр и стала еврейкой. Моя семья приняла это известие с пониманием и любовью. Я думаю, что Всевышний специально поместил моих родителей в еврейское окружение, чтобы это помогло им принять мое решение.

Ребе

Через два года после свадьбы мы с мужем были в Нью-Йорке, у Любавичского Ребе. Мне было тогда тридцать лет. Я вошла в кабинет Ребе одним человеком, а вышла – другим.

Я помню, что смотрела на Ребе и видела вокруг него свет, видела человека, с которым Всевышний. Ребе говорил с нами, и мы попросили благословения на рождение детей. Ребе дал благословение.

Через год мы снова были у Ребе и снова получили благословения. Я чувствовала, что он наполнил мое сердце, помог зажечь еврейскую искру в моей душе. До сих пор мы с мужем вели нерелигиозный образ жизни, исполняя только часть заповедей. Но после этой встречи я почувствовала свет в душе и сильное желание быть настоящей еврейкой и исполнять все заповеди полностью.

Сегодня, много лет спустя, я чувствую причастность и невероятное душевное спокойствие, думая о своем еврействе. Каждую пятницу, зажигая субботние свечи, я слышу, как входит суббота, чувствую ее святость и безмятежность каждой частичкой души. После субботнего кидуша я встаю, чтобы еще раз взглянуть на свечи, уже догорающие, и плачу от счастья. Я благодарю Всевышнего за то, что удостоил меня чести стать еврейкой, и Ребе – за то, что зажег искру в моей душе.

Подарок на два месяца

Через несколько месяцев после возвращения от Ребе я, наконец, забеременела. Это было чудо: врачи говорили нам, что у нас с Нееманом как у пары нет шансов иметь детей. Малышка родилась в месяце тишрее. А через два месяца, встав утром, я уже не застала ее в живых. «Смерть в колыбели» или синдром внезапной детской смерти, как называют это врачи.

Я поцеловала ее и сказала, что отпускаю ее. Встретимся в раю. Я знала, что это особенная душа, пришедшая ко мне благодаря благословению Ребе. У нее была какая-то своя цель, с которой она пришла в этот мир всего на два месяца. Несмотря на боль, я была рада, что удостоилась чести привести ее в мир.

Вторая наша встреча с Ребе помогла мне пережить потерю и изменить свою жизнь. Я сказала себе и мужу, что если Всевышний послал нам такую боль, это знак. Мы должны извлечь из этого урок и измениться. Мы стали все больше и больше приближаться к Торе и заповедям, пока не настал день, когда я смогла с гордостью называть себя хабадницей.

Снова в Африке. Еврейка первый сорт

Два года назад мой муж умер. Ему было восемьдесят два года. Он долго болел, буквально был между жизнью и смертью. На определенном этапе мы уже думали, что он умирает, но он чудом выжил, и его состояние улучшилось.

После того, как Нееман чуть не умер, лицо его стало светиться. Медперсонал звал его «праведник». Даже ходили к нему просить благословения и ссорились за право ухаживать за ним. Один наш знакомый раввин сказал, что душа Неемана очистилась благодаря мучениям, и поэтому его лицо так светится.

Мой муж был особенным человеком. Я удостоилась чести быть его женой и другом в течение двадцати семи лет, ровно столько, насколько он был старше меня. Он очень любил мою семью, и они его очень ценили и уважали. Он всегда говорил, что в старости хочет жить рядом с ними, в Южной Африке. За несколько дней до смерти я спросила его, в чем мое предназначение, чем мне заниматься после его смерти, и он ответил – вернуться в Южную Африку.

Через несколько недель после смерти мужа я вернулась в Южную Африку. Я живу в доме своего детства. Правда, у меня есть отдельный вход и отдельная кухня. Дом большой, триста квадратных метров, так что это несложно. Но сама возможность жить в доме детства после того, как я изменилась до неузнаваемости, трогает меня. Раз в месяц я летаю в разные точки мира, рассказываю женщинам свою историю, поддерживаю их в стремлении соблюдать Тору и заповеди.

Но больше всего я люблю выступать перед студентками хабадских учебных заведений. Я называю их дочками Ребе. Для меня это возможность отплатить Ребе добром за то, что он спас мою душу.

Жить здесь мне нелегко. Прошлый Песах я отмечала в одиночестве, с мацой, купленной в Нью-Йорке, и едой, приготовленной самостоятельно, в пасхальной посуде, привезенной из Израиля. Но когда мне становится совсем уж одиноко, я открываю интернет, смотрю видео с Ребе, читаю рассказы о праведниках, слушаю хабадские напевы, и это дает мне силы и ощущение, что я не одна, что Всевышний всегда со мной.

Я вернулась в Африку, кроме прочего, потому, что моя мама состарилась, страдает болезнью Альцгеймера, и ей необходим присмотр. Когда люди видят, как я гуляю с мамой, кормлю ее, забочусь о ней, они приходят в восхищение. Для меня большая честь отдать эту дань уважения маме и отблагодарить ее за то, что она родила меня, воспитала, за все, что она дала мне. Это большая заповедь Торы. Ребе всегда говорил прозелитам сохранять связь со своей биологической семьей. Я вижу, что прославляю Всевышнего своим поведением. Люди видят, что я, став еврейкой, не порвала связи с семьей, что я помогаю маме.

Моя мама – это образец милосердия и альтруизма. Я всегда говорила, что она должна была родиться еврейкой. Только вчера я видела, как соседка принесла маме кусок пирога, и мама, несмотря на потерю памяти, произнесла благословение, прежде чем откусить! Это так меня растрогало! Я чувствую, что круг замкнулся.