Categories: Интервью
      Date: 14.03.2013
     Title: Вам никогда не понять того, что мы пережили…!

Раз в две недели Рохале Кричевская заказывает по телефону мясо в магазине, что недалеко от ее дома в Бней-Браке. Через несколько часов большая коробка, полная отличного кашерного мяса, уже у них дома. И каждый раз, перекладывая его в морозилку, Рохале и ее муж Яков плачут.



Плачут снова и снова, каждые две недели. Этого не понять тем, кто не родился в России, в соблюдающей еврейской семье. Кто не подвергал свою жизнь опасности ради простой кашерной курицы. Неужели такое бывает: просто поднять телефонную трубку – и вот ты уже перекладываешь мясо из картонной коробки в морозилку!? Безо всяких усилий. Без страха.

Детство без отца

Рохале родилась в 1925 году, в семье хасидов раби Зеева-Вольфа и Ханы Штейнгартов. Она была младшим, седьмым ребенком. Семья жила тогда в Невеле, в большой хабадской общине. Одну из центральных ролей в этой общине играл дедушка Рохале по матери, раби Меир-Симха Хен.

Это было очень тяжелое время для евреев России. Религия была поставлена вне закона. Раввинов и других религиозных деятелей арестовывали. Миквы, хедеры и синагоги закрывали. Опасно было устраивать какие-либо собрания, даже на частной квартире.

Делалось все, для того чтобы слова «евреи» и «иудаизм» стерлись из памяти людей. При партии большевиков была организована еврейская секция, в задачи которой входила борьба с иудаизмом и еврейским национальным самосознанием.

Но отец Рохале, раби Вольф, бывший ученик знаменитой йешивы «Томхей Тмимим», даже в самые тяжелые времена продолжал ходить с бородой и в еврейской черной шляпе и соблюдать заповеди вплоть до тонкостей. Чтобы кормить семью и при этом не нарушать субботу, он открыл магазин мануфактуры.

Но к тому времени, как родилась Рохале, началась национализация, и магазин пришлось закрыть. Устроиться на работу и продолжать соблюдать субботу было невозможно. У семьи не было продуктовых карточек, которыми в те годы выплачивали зарплату. Вообще, поскольку глава семьи не работал, у них не было никаких прав, даже на медицинскую помощь. Вместе со многими другими семьями хасидов семья Штейнгарт голодала.

Раби Вольф поневоле должен был продолжать торговать мануфактурой на черном рынке. Когда Рохале было пять лет, его арестовали за неуплату налогов и присудили шесть лет заключения. Хана Штейнгарт осталась одна с семью детьми.

Исполнение заповедей в тайне

Несмотря на страх, в доме Рохале царила еврейская атмосфера. Ели только кашерное, соблюдали субботу и праздники. Единственный брат Рохале, Файбиш, ходил в советскую школу, но после уроков шел к подпольному меламеду учить Тору. Это было опасно.

Чтобы зажечь субботние свечи, в доме закрывали двери и ставни. Мама пекла к каждой субботе халы, правдами и неправдами добывала кашерную курицу. Она сама несла курицу к местному резнику, а потом кашеровала ее дома. Это было опасно.

После того, как отца арестовали, мать стала покупать и кашеровать кур на продажу и посылать их в Ленинград. Покупать кур на черном рынке, нести их по улице, хранить в доме и отправлять в другой город – это было опасно.

Хана знала, что такой род занятий подвергает опасности и ее, и детей. Но у нее не было иного способа прокормить их в одиночку. Несмотря на то, что она с трудом кормила собственных детей, Хана делилась с другими хасидскими семьями, страдавшими от голода.

В те времена общественные молитвы проходили на частных квартирах. Люди пробирались туда тайком, отрываясь от слежки. Закрывали двери и ставни и молились очень-очень тихо. Кто-нибудь из детей стоял на стреме, чтобы при приближении посторонних успеть предупредить взрослых спрятать молитвенники и талиты. Иногда эту роль поручали Рохале.

С тех пор, как синагоги были закрыты, а многие хасиды арестованы, общественные молитвы устраивали все реже и реже. Но тягости и постоянная опасность сблизили хасидские семьи. Люди вместе учили Тору, устраивали по ночам фарбренгены, поддерживали друг друга. Одним из центральных домов, к которому тянулись люди, был дом дедушки Рохале, раби Меира-Симхи Хена. Всех привлекало его доброе сердце и твердый хасидский характер. С оглядкой, осторожно хасиды проникали в его дом. Обменивались словами Торы, поддерживали друг друга, негромко пели хасидские мелодии.

Страх, царивший в атмосфере 24 часа в сутки, был так осязаем, что его можно было резать ножом. Многие родители, в том числе мама Рохале, старались не обсуждать с детьми опасные темы, чтобы дети по наивности не сболтнули что-нибудь нееврейским соседям. Еврейские семьи жили вперемешку с нееврейским, дети играли вместе, так что страх был оправданным. Но еще больше, чем нееврейских соседей, приходилось опасаться евреев, не соблюдавших заповеди, которые из кожи вон лезли, чтобы доказать свою лояльность властям.

Но, тем не менее, тайна никогда не соблюдалась за счет еврейского воспитания. Рохале смотрела, как мама кашерует кур. Вместе с сестрами мыла дом к Песаху. Помогала печь мацу. И так, несмотря на отсутствие мировоззренческих бесед и полноценной учебы, еврейский образ жизни стал частью нее.

Переезд в Москву

Когда Рохале было восемь лет, ее семья вместе с еще несколькими семьями из Невеля перебралась в Москву. В те годы многие еврейские семьи переезжали из местечек в большие города, где за ними труднее было следить. В Невеле же хасидам не давал спокойно вздохнуть один еврей-доносчик. Дошло до того, что люди уже боялись даже устраивать субботние трапезы. В Москве семья вздохнула с облегчением.

Из тех лет Рохале помнит, как мама отправляла ее на выпечку мацы на одной частной квартире, где была особая пасхальная печь. Множество мужчин и женщин собирались там. Они ловко и споро работали, чтобы замешанное тесто успевало попасть в печь менее чем через восемнадцать минут, как положено по законам Торы.

Рохале была еще маленькой, и ей не позволяли притрагиваться к маце. Она носила воду и мыла посуду. Мацу пекли для всей московской хабадской общины. Однажды хозяина квартиры арестовали и устроили ему показательный суд. Ему собирались присудить высшую меру, но каким-то чудом история попала в иностранные газеты. В Москву приехали четыреста зарубежных корреспондентов, чтобы следить за «делом о маце», как его тогда называли. Подсудимый во время процесса заявил: «Евреи во всех поколениях жертвовали жизнью ради мацы, и они продолжат ею жертвовать. Делайте что хотите – вам это не поможет». Несмотря на это смелое заявление, из-за присутствия иностранных журналистов суд не смог присудить его к высшей мере и ограничился тюремным заключением.

Эвакуация

Когда немцы подошли к Москве, городские власти решили в первую очередь эвакуировать детей. Старшая сестра Рохале, Аня, работала учительницей в школе. Она записала Рохале как ученицу, и так они обе оказались в эшелоне, увозившем школьников в Казахстан.

По дороге эшелон бомбили, и тогда приходилось выпрыгивать из вагонов и прятаться в балках и оврагах. Несколько раз они были в считанных километрах от наступающих немцев. Дорога до Казахстана заняла несколько месяцев.

Отец, который к этому времени уже освободился из тюрьмы, мать и остальные дети эвакуировались в Самарканд. Только спустя полтора года Рохале и Аня сумели разыскать семью и переехать к ней.

Но на этом беды не закончились. Вскоре после воссоединения семьи отца арестовали за религиозную деятельность. Его обвинили по политической статье и присудили высшую меру наказания. Три месяца он просидел в одиночной камере, ожидая исполнения приговора. Потом смертная казнь была заменена на десять лет принудительных работ.

В Самарканде Рохале работала на текстильном производстве по четырнадцать часов в день. Работа была изматывающей, но выбора не было: это была единственная возможность не умереть от голода. Заработанные талоны Рохале не только вносила в семейный бюджет, но и помогала семьям, чье положение было сложнее, чем их.

Вообще хабадская община в Самарканде была теплой и сплоченной, как одна семья. Люди делились друг с другом последним.

Замужество

Раби Элияу Кричевский кормился тем, что покупал на черном рынке сахар, изготовлял из него леденцы и продавал их в розницу на том же черном рынке. Однажды мама попросила Рохале сходить к нему, чтобы купить у него сахара.

Раби Элияу очень удивился: он не продавал сахар и не был знаком с этой девушкой. Он спросил ее, кто она и как узнала о нем. Рохале рассказала, что она дочь раби Вольфа Штейнгарта и внучка раби Меира-Симхи Хена. Раби Элияу это понравилось. Он тут же вынес сахар и сказал цену для этого количества. Рохале показалось, что он посчитал неправильно, и она даже немного поспорила с ним.

Когда вечером вернулся домой сын раби Элияу, отец, как бы между прочим, рассказал ему, что к ним приходила очень милая девушка из хорошей семьи, но, к сожалению, совершенно не знающая математики.

Яков ничего не ответил, но на следующий день под каким-то предлогом заглянул в дом семьи Штейнгартов. Рохале ему сразу понравилась. Несколько месяцев они изредка встречались, хотя оба были очень заняты: Рохале работала, Яков, с юности обладая нюхом бизнесмена, поддерживал несколько семей из общины, оставшихся без кормильца.

Трагедия на свадьбе

Через некоторое время в ход событий вмешался дядя Рохале, раби Шмуэль-Яков Штейнгарт. Он явился к Якову и заявил ему: «Пока мой брат в тюрьме, я несу ответственность за его дочь. Или женись, или перестань морочить ей голову! Не порть ее доброе имя».

Яков ответил, что должен получить на это согласие родителей. Раби Элияу поначалу был против женитьбы сына. Он боялся, что если Яков обзаведется семьей, он перестанет содержать те несколько семей, которые до сих пор были на его ответственности. Однако, услышав, кто его избранница, тут же согласился, но поставил условие – чтобы Яков после свадьбы продолжал кормить тех, кого кормил до сих пор.

Яков обладал талантом завязывать нужные связи. Он тут же сумел завести знакомство с начальством лагеря, в котором сидел его будущий тесть, и получить разрешение на свидание.

Он встретился с раби Вольфом и попросил у него руки его дочери. Поначалу раби Вольф отнесся к Якову настороженно. Он стал расспрашивать жениха, хорошо ли тот знает Тору и в какой йешиве учится. Яков признался, что давно оставил йешиву, чтобы поддерживать свою семью и другие семьи, оставшиеся без кормильца. Происхождение Якова понравилось раби Вольфу, и он благословил этот брак.

Через несколько недель устроили свадьбу во дворе дома, в котором жила семья невесты. Приглашены были триста человек – семьи хабадников из городской общины. Угощение готовили сами, с помощью соседок. На невесте было голубое платье – его сшили из единственного отреза, который смогли достать.

Уже под самый конец свадьбы, которая была очень веселой и длилась много часов, Хана, мама невесты, упала с крыши и тяжело пострадала. Ее положили на телегу и повезли в больницу. Рохале, в свадебном платье, шла рядом с телегой пешком.

Месяц Рохале провела у постели матери, посменно с сестрами. Однажды, когда она пришла заступать на дежурство, матери уже не было в живых.

Рохале осталась совсем одна: отец в тюрьме, мать умерла, а молодой муж круглые сутки занят.

Открытый дом

Молодая семья соблюдала заповеди Торы, несмотря на нищету и преследования.

Однажды перед праздником Суккот в Самарканде не было возможности достать четыре вида растений. То есть возможность была, но она была связана с опасностью для жизни, и стоил комплект, как полугодовой заработок. И Яков решил – будь что будет.

В тот год у евреев Самарканда были четыре вида растений, один комплект на весь город, у семьи Кричевских. Все ходили к ним, чтобы исполнить заповедь вознесения растений.

Отмечали и другие еврейские праздники. На Пурим собирались в доме у свекра слушать чтение Свитка Эстер. Женщины из тех немногих продуктов, которые удавалось достать, пекли оменташен.

Перед Песахом, несмотря на голодное время, не оставлявшее шансов найти в доме завалявшуюся крошку хлеба, Рохале мыла и проверяла каждую щель. На пасхальном столе было все необходимое – маца, картошка, хрен. Пасхальную Агаду свекра, по которой он вел седер, Рохале хранит как реликвию. В их доме в Бней-Браке, за столом, накрытым по стандартам нынешних изобильных времен, вокруг которого сидят дети, внуки, правнуки и гости, Яков по-прежнему ведет седер только по этой потрепанной книжечке.

В те годы в Самарканде, произнося в конце седера «На будущий год – в Иерусалиме!», они не смели и мечтать, что это пожелание может когда-то сбыться буквально.

У Рохале и Якова родились трое сыновей – Мендель-Ханан, Матитьяу-Цви и Шалом-Бер. Их детство пришлось на еще более тяжелые для еврейства годы, чем детство самой Рохале. Еврейское воспитание, которое родители дали им, было минимальным, и опасность, которую оно в себе таило, была огромна.

Дом семьи Кричевских был открыт для каждого. По многу месяцев весь пол в нем был покрыт матрасами так, что не оставалось места протиснуться между ними. Все, у кого не было крыши над головой или куска хлеба, знали, что их примут с распростертыми объятиями у Кричевских.

Яков занимал важную должность на текстильном производстве. У него было множество связей в коридорах местной власти. Эти связи он использовал для помощи евреям, сидевшим за соблюдение заповедей. Рохале готовила еду в огромных количествах, чтобы помогать нуждающимся.

Яков знал, что он подвергает свою жизнь опасности. Однажды он даже побывал под следствием в КГБ. Все знали, что «оттуда не возвращаются». Он уже попрощался с женой и детьми, но чудом сумел сыграть роль сумасшедшего, и его освободили. Однако и после этого случая он продолжил помогать евреям.

В конце концов, он попал в списки разыскиваемых преступников и был вынужден бежать и скрываться.

В Землю Израиля

В 1972 году Кричевские репатриировались в Израиль. Это было, как будто у них вдруг включилась кнопка, которая до сих пор была выключена. Семья одним махом вернулась к полному соблюдению заповедей. Это было так естественно!

Родители Якова тоже репатриировались вместе с сыном. Все эти годы в России они продолжали ревностно соблюдать заповеди и жили практически в условиях подполья, почти не выходя из дома. Теперь они могли вздохнуть с облегчением и продолжать соблюдать уже без страха. Но они были уже в очень преклонном возрасте и так и не привыкли к перемене. Раби Элияу до конца своих дней говорил и пел шепотом и вздрагивал при стуке в дверь.

Сразу после того, как семья вырвалась из-за железного занавеса, Рохале побывала в Америке, на аудиенции у Любавичского Ребе. Ребе беседовал с ней на идиш в течение получаса – расспрашивал о каждом члене семьи, о положении евреев в СССР, и все это с его необыкновенной теплой улыбкой. Несколько раз заглядывал секретарь в попытке поторопить посетительницу, но Ребе махал ему рукой и продолжал беседу. Рохале чувствовала, что ради этих полчаса ей стоило родиться на свет. С тех пор она вспоминает о беседе с Ребе в трудную минуту, и ей становится легче.

Еврейское счастье

Семья Кричевских не только выжила. Сейчас у Рохале и Якова более двадцати внуков и десятки правнуков.

Рядом с их домом есть синагога, и раби Яков молится в ней дважды в день. Дом – полная чаша, по понятиям их прежней жизни, и безо всяких усилий. Иногда раби Яков и Рохале спрашивают себя, не снится ли им все это. Их окружают любящие внуки, которые идут их дорогой – дорогой Торы и заповедей.

Два внука стали посланниками Любавичского Ребе в России. Невозможно описать словами, что чувствуют бабушка и дедушка при мысли, что их потомки публично, без страха зажигают в России ханукальный светильник и проводят общественный пасхальный седер. В той самой России, в которой они сами когда-то жили под страхом смерти. Есть ли чувство победы слаще, чем это!?

«Мы сохранили свое еврейство в самых невыносимых условиях, – говорит  Рахель Кричевская. – Мы не могли иначе, это было в нашей крови. И мы рисковали своей жизнью, своей кровью ради этого. Даже когда мы голодали, и была возможность купить некашерную курицу за два рубля, мы рисковали жизнью и покупали живую курицу, чтобы отнести ее к резнику, а потом кашеровали своими руками, да и то только к субботе и праздникам. Но и опасность, и тяготы стоили того.

Сегодня соблюдать заповеди – легче легкого. Одно удовольствие, и никаких проблем. Не только нечего бояться, но можно еще и открыто гордиться своим еврейством. Ради заповедей не нужно дрожать от страха, скрываться и голодать. Нужно только захотеть – и начать делать».

PS. Рахель Кричевская дала это интервью в день своего восьмидесятисемилетия, в месяце кислеве. Ей доставило большое удовольствие вспоминать о делах минувших дней. На протяжении своего рассказа она постоянно повторяла: «Вам никогда не понять, что мы пережили…!» Через два месяца, в швате, она покинула наш мир.

Бабушка Роха была примером сильной женщины, с железным характером, и в то же время образцовой хозяйки, веселой и оптимистичной. Она всегда была благодарна Всевышнему за то, что есть, вместо того, чтобы жаловаться на то, чего нет. Она любила повторять, что боль – признак того, что ты жив. А если уже не больно – это очень плохой признак…

Она никогда не сидела без дела, всегда была в движении. Каждое утро она вставала в шесть утра, убирала в доме, готовила пищу и всегда находила, что бы сделать еще. Главное – не сидеть без дела, наедине со старческими недомоганиями.

Последние годы она прежде всего была занята своими внуками и правнуками, ежедневно обзванивала их всех. Не забывала поинтересоваться, как чувствует себя малыш после прививки, как правнучка написала контрольную по математике. Беседу она всегда заканчивала добрыми пожеланиями и благословениями. На ее столе постоянно лежали свежие фотографии, присланные на электронную почту внуками и правнуками со всего мира. Яков печатал их, Рахель без конца пересматривала, черпая в этом занятии радость и энергию.

Бабушка Роха была упрямой и своенравной женщиной, и мы верим, что на небесах она потребует, наконец, от Всевышнего полного и истинного Избавления для еврейского народа, и тогда мы снова встретимся с ней после воскресения мертвых!

Сладкая месть

Два внука Рохале – посланники Любавичского Ребе в России.

Раби Дан Кричевский приехал в Уфу в 2000 году. Вместе с женой Ханой начал вдыхать жизнь в городскую еврейскую общину.

Сегодня еврейская жизнь в городе кипит. Построен ц

Раби Дан заботится о духовном и физическом благополучии членов общины. В синагоге проходят субботы и праздники. Сотни людей приходят каждый год на общественный пасхальный седер, который проводится в точном соответствии с законами Торы.

Сегодня раби Дан Кричевский – главный раввин Башкирии, известная общественная фигура.

***

Раби Ашер Кричевский и его жена Рахель приехали в Омск в 2001 году. В те времена евреи города еще боялись в открытую заявлять о своем еврействе. Но с тех пор, как раби Ашер открыл синагогу, вокруг нее начала расти община. Люди приходили один за другим. Они научились гордиться своим еврейством.

№: 44