Categories: Интервью
Date: 23.01.2012
Title: Ради тех, кто замолчал навсегда
После пятидесяти лет молчания Лея Кауфман решила исполнить желание своей матери, которая перед смертью повторяла: "Ты должна жить. Ты должна помнить. Ты должна рассказывать". И Лея преодолела порог молчания, чтобы стать устами тех, кто замолчал навсегда.
Это произошло летним утром 1941 года. Лее, самой младшей из семи детей большой хасидской семьи, было тогда девять лет. Ее мама была акушеркой и фельдшером – важным человеком в маленьком румынском городке. Не раз Лея просыпалась утром от стука в окно – кому-то требовалась мамина помощь. Мама помогала и евреям, и румынам, без различия.
В то утро Лея тоже проснулась от стука в окно. Но на этот раз мамина помощь не требовалась: стучавший прибежал предупредить их о приближающихся немцах. Мама разбудила всех детей и велела надеть на себя как можно больше одежды – в несколько слоев.
На улице они встретили другие еврейские семьи, убегавшие от опасности.
Первое чудо в цепочке чудес
Несколько дней они скрывались в брошенном доме в соседнем городке. Но немцы, разумеется, добрались и туда. Они вошли в дом в субботу, когда семья как раз сделала "кидуш" и собиралась сделать омовение рук перед субботней трапезой. С ними был румынский солдат.
Их поставили лицом к стене и собирались расстрелять, как вдруг румын сказал: "Я не могу. Эта женщина спасла меня и мою мать во время родов. Оставьте их, пошли отсюда". И немцы подчинились без возражений.
За этим чудом последовали еще многие чудеса.
Марш смерти
Область Транснистрия, в которой оказались Лея и ее семья, служила плацдармом немецких войск для нападения на Советский Союз. Практически вся она превратилась в один большой концлагерь и братскую могилу для евреев.
Да и сам премьер-министр Румынии Антонеску не отличался любовью к евреям. В Транснистрию сгоняли румынских евреев маршами смерти: голодные и раздетые люди шли пешком многие дни и месяцы, полуживые от усталости, под ударами и выстрелами конвоиров. Немногие из них достигли Транснистрии живыми.
Смерть стала основным фоном жизни Леи. Ежедневно на ее глазах умирали люди, в том числе и самые близкие. Впрочем, жизнь была так черна, что смерть стала желанной. Самой же Лее казалось, что ее словно направляет невидимая рука, спасающая от смерти.
Во время "марша смерти" рядом с ней вдруг со скрипом тормозов остановился автомобиль с немецкими офицерами. Один из них вышел и, указывая на Лею, сказал по-немецки: "Подойди сюда!" Лея была совсем непохожа на еврейку: густые русые косы, голубые глаза. Несмотря на голод и усталость, она осталась красивой девочкой. "Это арийка, вы украли ее!" – сказал офицер ее родителям и хотел посадить Лею в машину. Отец, мать и братья упали на колени, умоляя не забирать Лею. Чудом офицер передумал и оставил ее в покое. Но с того дня Лея поняла, что ее внешность может дать ей дополнительный шанс выжить.
Душа важнее
Семья Леи была Б-гобоязненной и осталась такой даже в самые тяжелые времена.
Еще не представляя себе, что их ждет на "марше смерти", мать Леи решила купить с собой в дорогу курицу на субботу. У нее и у четверых дочерей в ушах были золотые серьги. Эти серьги они обменяли у румынки на живую курицу. Лею отправили к резнику. Вскрыв зарезанную курицу, мать увидела, что ее печень выглядит необычно. Лею снова отправили к резнику – показать печень, и тот постановил: курица некашерна.
Все они были очень голодны, но мать сказала: "Мы не можем это есть". Для детей это было серьезным уроком душевной стойкости.
"Ты сирота"
Они шли босиком по ледяной грязи и по снегу, избиваемые румынами-конвоирами. Конвоиры шли по шоссе, а евреев гнали по обочине.
В один из дней у евреев стали отбирать те немногие вещи, что они еще несли в руках. Отец Леи попытался сопротивляться и тут же был застрелен. Лея отчетливо помнит, как мать подошла к ней и сказала: "Доченька, ты теперь сирота". На следующую ночь бесследно пропали два брата Леи – Бенцион и Хаим.
Она помнит, что плакала, но времени на горе было немного: нужно было думать о том, как выжить. Да и не все ли равно – ведь скоро все они погибнут…
Лея смотрела в лица конвоиров – один из них, управлявший телегой с лошадью, показался ей не таким жестоким, как остальные. Она подошла и спросила его: "Что ты выиграешь, если я умру?" Тот удивился вопросу. Лея пояснила: "Я хочу выжить. Пожалуйста, разреши мне ехать на твоей телеге!" Конвоир нагнулся, поднял Лею на телегу и укутал какими-то тряпками. Весь оставшийся путь Лея проделала на ней. Старший брат время от времени приходил, рассказывал ей новости и приносил что-нибудь поесть.
Сестры Леи умерли одна за другой. В живых остались лишь она и мать. Лицо матери было серым, она казалась тенью самой себя. Она повторяла: "Ты должна жить. Ты должна помнить. Ты должна все это рассказать". Вскоре умерла и она. Лея осталась одна.
Лее удалось бежать из колонны. Благодаря славянской внешности и бойкому русскому языку она смогла выдать себя за русскую девочку-сироту. Русские давали ей хлеб и разрешали искать картофелины на убранных полях.
Очередное чудо
После войны Лея попала в детский дом при городской больнице Бухареста. Отсюда еврейские дети должны были отплыть в Палестину. Но за несколько дней до отплытия у Леи начались резкие боли в животе. К счастью, близость больницы позволила немедленно установить причину: разлитие гнойного аппендицита.
В те дни гнойный аппендицит мог стоить жизни. Но Лее повезло: она выжила, лишь пролежала целый месяц в больнице без сознания. Корабль в Палестину отплыл без нее. Но берегов Палестины он не достиг: был пробит торпедой и затонул вместе со всеми пассажирами.
Когда Лее было 15 лет, она узнала, что в ООН есть отдел беженцев, который помогает детям до 16 лет. Она разыскала такой отдел. Женщину, которая беседовала с ней, Лея запомнила на всю жизнь. Ее звали Герта Фишер. Она выслушала историю Леи и сказала: "Девочка моя, ты уже и так достаточно перенесла. Война для тебя должна уже закончиться. Не езжай в Палестину – ты успеешь приехать туда, когда там станет спокойней. В Канаде есть богатая еврейская семья – у них три сына, и они хотят удочерить девочку".
Пятьдесят лет тайны
Лея приехала в Канаду одна, без знания языка, без единой личной вещи. К счастью, в семье, которая собиралась удочерить ее, говорили на идиш.
Ее приемные родители не соблюдали еврейские традиции, но, благодаря своему доброму сердцу и денежным возможностям были готовы исполнять ее пожелания.
В первый вечер в новой семье Лея попыталась рассказать немногое из того, что ей пришлось пережить, но услышала в ответ: "Девочка, у тебя слишком развито воображение". И она замолчала на пятьдесят лет в уверенности, что никто не сможет понять ее и поверить ей.
Лея поступила в престижный колледж. В ней сразу же распознали большие способности и предложили перейти на отделение, готовившее преподавателей. Учеба была нелегкой, но это помогало ей справиться с более серьезными трудностями – внутренними, душевными.
Лее удалось наладить свою жизнь заново. Она получила научную степень, создала семью, родила троих детей. Она активный член еврейской общины, преподает еврейскую традицию, приглашает молодые семьи на субботы. Но тема Катастрофы оставалась в ее доме под запретом. В ее библиотеке не было ни одной книги на эту тему. И только по ночам она видела сны о прошлом.
Школа, в которой она преподавала, решила ввести в свою учебную программу историю Катастрофы. Лея обнаружила себя готовящей и ведущей уроки на эту тему – без единой эмоции, словно ее это никак не касалось. Иногда кто-нибудь из учеников спрашивал ее: "А вы сами знали кого-нибудь из этих людей?" И Лея неизменно отвечала: "Нет".
Постепенно выяснилось, что многие из ее учеников были детьми таких же, как она сама, жертв Катастрофы.
В Монреале жила женщина из того же города, что и Лея. Она вышла замуж как раз в тот день, когда Лея родилась. Она и ее муж выжили в Катастрофе, приехали в Канаду и там разбогатели. Эта женщина разыскала Лею и стала преследовать ее просьбами о встрече. Лея категорически отказывалась – она не хотела ничего знать. В конце концов, она поняла, что ей придется встретиться с этой женщиной – но лишь для того, чтобы попросить оставить ее в покое.
Но вышло иначе. От новой знакомой она узнала такие страшные подробности, о которых сама не имела понятия. Ее личный опыт оказался каплей в море страдания. Лея начала с жадностью читать книги о Катастрофе. Она перестала функционировать, только плакала дни и ночи.
Наконец она пришла к решению, что единственный способ победить собственные страшные воспоминания – это сделать что-то в память о погибших.
Лея начала распространять в еврейских общинах Канады материалы по Катастрофе. Но это было только начало. Постепенно она стала, исполняя предсмертную волю матери, делиться собственными воспоминаниями.
Лея читала лекции на трех языках, организовывала вечера памяти евреев Транснистрии, о которых до тех пор почти ничего не было известно. Ей стало легче, и она смогла вернуться к нормальной жизни, хотя воспоминания по-прежнему преследовали ее.
Месть
Один из сыновей Леи – хасид, как его дед и бабка. Второй – врач, достойный продолжатель дела ее матери. Третий работает в благотворительной организации.
У Леи двадцать два внука и уже трое правнуков. У каждого из ее сыновей одна из дочерей названа именем ее погибшей матери, а также дети, названные именами ее братьев и сестер. Это и есть ее месть нацистам.
В преклонном возрасте Лея с мужем репатриировались в Израиль и поселились в городе Бейтар-Илите, рядом с младшим сыном. Она по-прежнему полна энергии и постоянно выезжает с лекциями в разные города Израиля и всего мира.
Выступая перед израильскими солдатами, Лея думает о том, что в детстве солдатская форма была для нее символом смерти…
Лея помнит многое из своего детства. Она сидит на коленях у дедушки, который вслух учит Тору, повторяя слова на традиционный мотив… Звук шофара в синагоге… Субботняя трапеза в уютном родительском доме… И слова мамы: "Ты должна жить. Ты должна помнить. Ты должна рассказывать". Все это поддерживало ее в трудные времена.
Когда-то она плакала, спрашивая Б-га: "За что?" Она по-прежнему плачет, но задает уже другой вопрос: "Для чего?" Она убеждена: у страданий должен быть смысл, а если он неочевиден, человек должен его найти сам. Своим страданиям она нашла смысл: она должна жить. Она должна помнить. Она должна рассказывать.