Гость на пасхальный седер
“Пока он внимательно вглядывался в страницы пасхальной Агады, мы увидели, что он, этот русский офицер, время от времени смахивает с глаз слезы…”
Немногие венгерские евреи, уцелевшие после Катастрофы, стали постепенно собираться в общины и налаживать жизнь заново. Первые месяцы были наполнены ожиданием пропавших близких. Возвращались единицы. Каждый – со своей историей скитаний и лишений. Постепенно таяли надежды на возвращение остальных, гревшие наши сердца.
Мне-то как раз повезло. Вернулись две моих сестры и около тридцати дальних родственников.
Устройство синагоги было одним из первых наших действий. Собственно, здание большой синагоги сохранилось, но вся мебель из него была вынесена, а в окнах не осталось даже рам. Мы решили использовать в качестве синагоги здание “маленькой синагоги”, стоявшее во дворе. Мы заказали столы и скамьи – такие, как принято в синагогах, но из простого материала и некрашеные.
Пасхальный седер решили проводить двумя компаниями примерно по 25 человек, одна у нас дома, другая – у Ноймана. В тот седер и произошла та памятная история. Вот как это было.
Когда мы шли домой из синагоги в ночь седера, нам встретился русский офицер. Неожиданно он обратился к нам на идиш: “Шалом алейхем, евреи!” Мы разговорились. Он оказался евреем из Минска и прибыл в город вместе со своей частью несколько дней назад.
Узнав, что сегодня – ночь пасхального седера, он заволновался. Долго молчал, потом тихонько пробормотал: “Да, конечно, примерно в это время…” Я предложил ему присоединиться к нам. Он ответил, что освободится в девять и сразу же придет.
Он вошел, когда мы уже значительно продвинулись в чтении Агады. Ему тоже дали Агаду и показали, где мы остановились. Он следил, водя пальцем по строчкам. Постепенно он завелся и начал тихонько подпевать нам.
Пока он вглядывался в страницы пасхальной Агады, мы увидели, что он, этот русский офицер, время от времени смахивает с глаз слезы… Я спросил, что с ним. Он ответил, что подумал о покойной матери – как она была бы счастлива видеть его среди евреев, на пасхальном седере, проводимом по всем правилам!
Позже он рассказал свою историю. Его родители были соблюдающими евреями. Сам он в детстве учился в хейдере. Но после большевистской революции родители умерли, и он постепенно отдалился от Торы. Война и Катастрофа пробудили в нем мысли о “еврейской доле”, и сейчас, среди евреев, в знакомой атмосфере пасхального седера, воспоминания нахлынули и затопили его сердце.
Он попросил сидур и стал листать его страницы. Каждый отрывок, который ему удавалось вспомнить, вызывал у него улыбку счастья. Иногда он путал мелодии и пел один стих на мелодию другого…
…Через несколько дней он зашел попрощаться. Его часть снова переводили. Больше я его не видел. Интересно, оставила ли сколько-нибудь значительный след в его жизни та пасхальная ночь? Изменила ее в чем-то?
И напоследок. Моя память не сохранила ни одной подробности того пасхального седера. Где мы достали вина и мацы для него? Не помню ничего… Все другое – помню в мельчайших подробностях, но только не то, что связано с тем пасхальным седером. Один только русский офицер и запомнился…